Господи, я хочу жить!

Details: Published: Monday, 12 November 2012 19:19

«Когда Господь мне предложил выбрать жизнь или смерть, я выбрал жизнь. У меня был именно такой выбор – между жизнью и смертью. Даже больше касалось смерти, потому что Господь нашел меня в камере смертников за совершенные преступления перед государством, перед людьми. Я был приговорен к высшей мере наказания. Вот такого меня нашел Господь. Мне предоставлялось право выбора, когда мне зачитали приговор, а также во время следствия, во время последнего слова, но как-то я не делал именно такой выбор. Я шел по той дороге, которую выбрал много лет назад. Я шел по греховной дороге. Уже когда я находился в камере смертников, Господь коснулся моей души через брата верующего, который сидел этажом выше. Он сидел на спецкоридоре за веру. Когда я обратил на него внимание, я сидел уже восемь месяцев в ожидании исполнения или изменения приговора.
Кто-то меня позвал. Я думал, у меня уже начались галлюцинации. Когда мне был вынесен приговор, я не воспринял его в реальности. Первая мысль, которая пришла мне в голову: я не увижу своих друзей, я не смогу больше поехать куда-то отдыхать, я не смогу общаться. Как-то мать и родные ушли на задний план. А чем больше я пребывал в камере смертников, чем больше я общался с такими же людьми, тем больше я задумывался о том, что я ничто, букашка, которую придут и раздавят. Вот тут-то мне и захотелось жить. Находясь в этой камере, я взывал: «Бог, если Ты есть, то Сам явись, я буду Тебе служить!» Ночью ложусь спать, а мне не спится, я вспоминаю жизнь, как я жил. Самое интересное, что я вспоминал ошибки, и где-то в подсознании у меня откладывалось, что если я буду жить, то не буду больше допускать таких ошибок. Я буду уже более изворотливый. И вот в один прекрасный вечер я услышал голос, который меня зовет: «Человек!» Если есть желание, связаться можно с любой камерой, все эти секреты знают, и мы стали общаться. Он передал мне написанное от руки Евангелие от Иоанна. Когда я спросил, за что он сидит, он ответил – за веру. Как, не может быть! В государстве нет таких! Это был 1978 год, следственный изолятор г. Воронежа, спецкоридор. Я решил, что человек этот наверное больной. Когда я прочитал то, что он мне передал, я решил, что действительно это какая-то сказка. О каких-то силах там написано, о каком-то Иисусе, о каком-то Боге. В свое время я был сам себе бог. Я что хотел, то и делал. Мне никто не мог перечить. Я был вершителем. Если мы шли и что-то воровали, что-то злое делали – мы делали, не боясь, что кто-то нас может остановить. Хотя где-то в подсознании была мысль, что есть что-то высшее, но это как-то не касалось меня. Даже в школе нас учили, что религия – это опиум для народа. А опиум это что – наркотик, значит они такие же. И когда я прочитал, то подумал: ведь действительно, разве за это человек может сидеть? И что это за идеология, которую он мне предлагает? Никаких льгот, никаких послаблений или привилегий.
Но чем дольше я находился в камере… Уже двоих увезли на исполнение. Тем больше я стал бояться, что если не сегодня, то завтра придут и заберут меня. Я стал прислушиваться к шагам в коридоре, и как-то постепенно стал обращаться к тому неведомому Богу, о котором мне рассказал тот человек. Этого человека я помню до сих пор, это брат Михаил Медведев. Я стал задумываться, стал просить Бога: «Если Ты есть, подари мне жизнь, я тогда поверю Тебе!» Это сейчас я понимаю, что это было по наивности, по-детски.
И вот открывается моя камера. У нас там была двойная решетка и дверь. Открывается дверь — я подаю руки. Мне надевают наручники, меня выводят. В этот момент я почувствовал стук своего сердца. Кто это прошел, тот меня поймет. Существовало такое мнение: если забирает конвой тюремный, то значит на замену. А если же забирают внутренние войска, то на исполнение. Получилось так, что заводят меня в камеру, где сидел начальник тюрьмы, прокурор, врач и табуреточка была к полу прикручена. Я остановился между двух конвоев. Открывают мое дело, начинают листать страницы и смотрят мне в глаза. Потом читают мою фамилию, имя, отчество, дату рождения, зачитывают состав преступления. Сердце у меня начало стучать сильно-сильно. Я даже слышал, как кровь по венам бежит. Когда начальник тюрьмы сказал, что мне заменено наказание, я этих слов не услышал, и когда я пришел в себя, я был в больничной камере. От такого сильного напряжения в тот момент я потерял сознание. Мне заменили расстрел на 15 лет особого режима и 5 лет ссылки. Вот так мне посчастливилось принять первую благодать Господню. Бог подарил мне жизнь. Могу сказать, что когда я просил Бога подарить мне жизнь, это не было от чистоты сердца, потому что когда меня перевели с больничного корпуса на особый режим, я тут же начал огрызаться с администрацией. Я уже забыл, что еще совсем недавно я обещал Богу, что буду служить Ему. Вот так началась моя эпопея.
Несколько раз у меня было право выбора идти за Христом. Это сейчас я понимаю, что сам Господь вел меня. Когда я уходил в сторону, Он предупреждал меня. Как какой-то знак, стой, запрещено — вот так Он стоял. Он стоял и меня направлял. Оставалось мое слово идти за Ним или же идти в погибель.
До этого я не встречался с верующими. А тут на моем пути начали появляться верующие люди. Меня этапировали в ИК-8, г. Нефтекумска, Ставропольского края, в зоне обнаружили туберкулез. Потом перевели в Пензенскую область, в г. Сердобск. Это был 1988 год. В Сердобске я узнал у военного состава адрес ближайшей церкви. Я попытался связаться с ними. Там был, как сейчас помню, архимандрит Модест, я попросил его приехать в колонию и привезти мне Библию или Новый Завет и что-нибудь еще о Боге почитать. Даже передал деньги — пожертвования. Прошло где-то 1,5-2 месяца, я уже забыл об этом, а забыл, потому что тянулся к водке и наркотикам. И вдруг меня вызывают на вахту. Я прихожу, смотрю — стоит священник в рясе. Я перед ним весь сжался. Появился какой-то страх, меня охватило необычное состояние. Но в тоже самое время появилась и какая-то значимость — ко мне лично пришел священник! Я подошел к нему. Он со мной поздоровался, протянул руку, а я не знаю, как поступать. То ли целовать, то ли просто пожать. Я просто пожал ее. Присутствовал замполит. Он позвал нас для беседы к себе в кабинет. Священник стал спрашивать меня, просил рассказать о себе, о том, почему я позвал его. Я говорю, так и так, хочу иметь Библию, буду ее читать. Он принес литературу и говорит, что вышел указ, по которому священнослужителям можно ходить в колонии. Получается, что этот архимандрит Модест пришел в Сердобск по моей просьбе и сразу ко мне! Вы знаете, он передал мне Новый Завет и икону Владимирской Богоматери. Она была без оклада. Мы побеседовали. От него исходила какая-то человечность. Он не смотрел на меня, как смотрит администрация, я чувствовал себя с ним свободнее. Может быть, потому что в подсознании сложилось, что священники люди чистые. Он обещал меня теперь навещать.
Я начал читать Новый Завет. Начал читать с родословия, и оно мне не нравилось. Мне интересно было читать про Иисуса, где Он чудеса творил. Первое, обо что я споткнулся — Сын Человеческий. «Какой же он Бог тогда?» — думаю. Здесь ясно написано — Сын Человеческий. Я попросил знакомых, и мне сделали хороший оклад для иконы с маленьким тайником, там я хранил запрещенные предметы. Теперь на видном месте у меня лежал Новый Завет. Но я продолжал колоться, и мое состояние здоровья стало ухудшаться, начал прогрессировать туберкулез. Читая Новый Завет, я и не пытался задумываться о том, что прочел и не пытался обратиться к Иисусу с искренним покаянием. Но я все равно Ему молился, особенно когда заболею. Температура высокая — я молюсь. Жду приезда ребят моих — молюсь: «Господи, Ты их в дороге сохрани, чтобы они приехали, все передали, отдохнули». Ко мне стали подходить люди. Видят, что я укололся, а потом лежу и читаю Новый Завет. Стали спрашивать, как же это понять: Слово Божье в руках, икона, а ты колешься? Я говорю, пожалуйста, Матфея открываем — читаем: ничто входящее извне не оскверняет… Я на вас не ругаюсь, не буяню, укололся — лежу и читаю. Я потом только понял, как меня поймал сатана.
В 1992 году в связи с распадом СССР меня повезли отбывать наказание на Украину, потому что я родом с Украины. Довезли меня до Курска, и там половину ребят пропустили на Украину, а половину не взяли, и меня в том числе. Я был осужден в России, и меня повезли назад. В Курске у меня началось прогрессирование туберкулеза, и меня довезли до Воронежа уже практически в бесчувственном состоянии. Кинули в бокс, со мной там два человека еще были, а я смотрю на них и вижу скопище людей, и начал бояться. Меня не оставили в больнице, а повезли до Ростова. Температура поднялась так сильно, что я начал бредить. Мне вызвали скорую помощь. Врач скорой настаивал, чтобы меня срочно отправить в больницу, говорил, что я не доеду до Ростова, умру, а конвой меня не отдал. Я уже не помню, как меня привезли в Ростов, как я оказался на больничной койке. Там я 17 суток находился без сознания. Когда приходил в себя, первое что просил: воды и мой Новый Завет. Мне принесли его в камеру, и вот тогда я возопил в прямом смысле этого слова: «Господи, я хочу жить!» Вся моя жизнь проходила перед глазами, как кино: вот вижу здесь я такой, а здесь другой; лучше бы я тогда в школу пошел, а не прогуливал; лучше бы я тогда в армию просился и т.д. Мои мысли были направлены на осмысление ошибок, которые я наделал в своей жизни. Я говорил: «Господи, я Твой!» Я не жалел о своих прошлых ошибках, я жалел о том, что мог иметь другую жизнь, не совершая их. Это было больше похоже на жалость к себе самому.
Потом, когда в санчасти меня подняли на ноги, я весил 46 кг. Я узнал, что к нам в зону приходят верующие со свободы. В колонии была и молитвенная комната. Подошел, смотрю — поют, свет не тушится, все веселые, радостные. Что меня поразило — их взгляд и глаза. У них были чистые глаза. Один из них мне сказал: «Проходи!» Как потом я узнал — это был Борис из Нефтекумска.
Сколько я читал Новый Завет, я не обращал внимания на такие замечательные слова: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16). Меня эти слова поразили. Впервые я услышал их из уст Бориса. Когда я после собрания прибежал в барак, я открыл Новый Завет, но от волнения не мог найти этот текст. Я читал и думал, что у Бориса Библия какая-то совсем другая. Ищу — и не нахожу, не могу найти и все. Как будто кто-то от меня закрыл этот текст. Представляете, несколько дней я искал этот текст и не мог его найти! Я не видел его. Тогда я взял свой Новый Завет, чтобы уличить их во лжи. Я пошел к ним и совершенно случайно уронил книгу возле дежурной части, а когда поднял ее с пола, она была открыта на Евангелии от Иоанна 3:16. Меня как будто током поразило! Понимаете, эти стихи были выделены в Евангелии черным шрифтом. Я встал и просто окаменел. Я не мог понять, что со мной. Может, уже не в порядке с головой? Как, я столько искал и не мог найти? Я шел туда с таким настроением, что, мол, сейчас я вам покажу, как вы лжете, а тут у меня ноги стали деревянные, и я не мог двигаться. Со мной пошел друг Славик. Он говорит: «Идем!» А я стою и не могу двинуться. Когда мы, наконец, туда зашли, Борис встретил нас с улыбкой. Он говорит: «Саша, мы сейчас молились о тебе. Мы увидели тебя из окна, ты что-то подымал и остановился. Мы молились о тебе, чтобы ты сейчас к нам пришел». Я подумал — обо мне молятся! Когда мы остались после собрания, я сказал Борису, что шел сюда, чтобы поругаться с ним, вывести его на чистую воду. Как? Ну, когда он процитировал Иоанна 3:16, я столько дней искал и не мог найти этот стих в Новом Завете. А сейчас дошел до дежурной части, уронил Евангелие и поднял именно на этой странице. Я был поражен. Он мне сказал: «Все очень просто: сатана не хочет, чтобы ты шел к Богу, это он закрыл тебе разум и глаза. Ты смотрел, но не видел. А когда мы молились, Господь тебе открыл глаза. Ты увидел то, что ты искал». Эти слова глубоко запали мне в сердце.
Я начал посещать собрания. Мне несколько раз предлагали помолиться, но я не мог. В бараке я молился про себя: одеялом накрывался и молился. Я молился только молитвой «Отче наш» и все хотел, чтобы мне кто-то написал молитву, а я бы молился по ней. Мне нравилось общаться с братьями, мне нравилось к ним приходить. Я начал изучать Библию, и на многие вещи стал смотреть по-другому. Но я все еще продолжал колоться, уже не так, как раньше, но все же продолжал. Верующие меня спрашивали, почему у меня странный взгляд, но я лукавил. А они за меня молились. Однажды ко мне подошел брат Миша Нестеров, который один из первых в этой колонии принял крещение, и предложил вечером походить по локальной системе и поговорить о Боге. А я ему ответил, что успеем еще, я знал, что этим вечером мы собирались делать раствор. Потом я задумался, как я, человек физически и духовно сильный (каким я сам себя считал), отказался поговорить о Боге и предпочел Ему укол? Тогда я сказал: «Господи, то, что Ты есть, я уже не сомневаюсь. Но я не могу Тебя понять. Я Тебя знаю и не знаю одновременно. Покажи мне сущность мою, кто я есть на самом деле. Ты в Слове показал, но я хочу убедиться, кто я есть на самом деле».
Нам передали очень большую партию наркотиков, мы с друзьями собрались и укололись. Я смотрю, приятели мои сидят, «хорошие» такие, а у меня и грамма кайфа нет. Это сейчас я понимаю, что Бог у меня тогда отнял этот кайф. А тогда я смотрю на них — им хорошо, а у меня злость изнутри выходит. Наверно воду мне укололи? Ну, сейчас я сам попробую еще раз уколоться. Если раствор — вода, то все… я их поубиваю всех, прям там в коптерке. Я набираю, уколол себя и… Прихожу в сознание лежа в санчасти под капельницами. Под сердцем игла торчит большая: мне сделали прямой укол в сердце. Была передозировка. Господь показал мне мою сущность, что ради какого-то наркотика, ради какой-то отравы, я был готов убить тех, кто делил со мной хлеб. Я понял, что Бог ответил на мою молитву. Он показал, что я ничтожный. Что ради чего-то я мог лишить кого угодно жизни. Я был поражен. Я дождался, когда в пятницу собрались братья. Я их уже называл братьями. И когда Борис сказал, ну может кто-то желает покаяться, я упал на колени. Собрание проходило как раз перед бараком. Я воззвал: «Господи, прости меня! Я — ничтожество. Я — самый гадкий человек». И какая любовь у Бога — Он простил меня! Я слышал, как прошел гул: «Он стоит на коленях!» Почти при всей колонии я стоял на коленях. Что это такое, поймут люди, которые были там. Вы знаете, я, когда встал с колен, понял, что со мной что-то происходит. Но я не мог понять что именно. Я был какой-то легкий. «Господи, я повинен перед Тобой или нет, но мне легко. Мне легко, я хочу, чтобы это чувство легкости было всегда со мной!» Мне стало так удивительно хорошо и захотелось поделиться тем состоянием, которое я чувствовал внутри себя, той легкостью, со всеми людьми.
У меня была такая привычка, где-то минут за 40 до подъема я вставал и ходил по локальному сектору вместе со Славиком. Раннее утро после покаяния, идем мы с ним, кругом туман. Славик вдруг говорит: «Глянь!» Я увидел: паутина, а на ней паук с капельками росы. Какая красота Божья! Почему я раньше этого не замечал? Я посмотрел на мир другими глазами. После этого у меня появилось огромное желание читать досконально Библию. Я себе провел лампочку, чтобы никому не мешать, и читал. Я читал Библию запоем. Я сейчас понимаю, что читал ее как художественное произведение. Однажды я в очередной раз читал притчу о слепорожденном, помните, когда ученики спросили Иисуса кто виноват, что этот человек родился слепорожденный — он или его родители, а Иисус им ответил, что и не он, и не его родители, а это для того, чтобы на нем явить дела Божьи. Вы знаете, я буквально подпрыгнул на кровати — это же для меня пишется! Бог являет на мне чудеса! Я не знаю, как я дождался встречи с братьями, залетаю в молитвенную комнату и говорю: «Борис, это для меня пишется. Я был слепой, сейчас я прозрел». Он предложил помолиться. Я начал молиться: «Господи, благодарю Тебя, что Ты простил меня. Но у меня еще так много грехов». На моих глазах были слезы. Это были слезы радости от общения с братьями. Для меня колония и все ее заборы перестали существовать. Действительно, я был в тюрьме, но я был свободен.
Я заключил завет с Господом в колонии. Это было для меня самое счастливое событие. Когда мне Борис предложил заключить завет с Богом, я сказал, что еще не достоин. И только через год я принял крещение. Я плакал от радости, когда вышел из воды. Вокруг меня все было светлое, черное ушло вместе с погружением.
Мы, члены церкви Божьей, собирались вместе и молились. Просили Господа, чтобы Он открыл нам, что делать. Ходили по колонии и за всех молились. А нам говорили, ну кто вы – бывшие разбойники, убийцы, насильники, воры, какие вы святые? Даже когда я уже освободился, бывает, прихожу в колонию, и мне говорят: «Кто ты? Да ты на свою биографию посмотри, сколько ты отсидел?» Не могут люди поверить, и они не верили.
Когда я освободился, Борис Петрович, пастор Нефтекумской церкви, предложил мне остаться и пожить в его доме. Это было благословением для меня. На свободе совсем другая жизнь. Я попросил прощение у своих потерпевших, кто остался жив. Господь дал мне их увидеть. И когда я пришел к Борису Петровичу, у него было 10 детей, мне навстречу выбежала самая младшая, маленькая Анечка, ей было 3,5 года, и она сказала: «Ой, дядя Саша, а мы за тебя молились!» Этот момент мне запомнился навсегда. Я вспоминаю это со слезами. Я упал на колени и молился: «Господи, за что мне это? Даже дети за меня молятся». Когда соприкасаешься с благодатью Божьей — это невозможно передать.
Я жил у Бориса Петровича и стал по-новому учиться христианской жизни. У меня были знания, а тут наступила практика. Пастор мне говорит: «Саш, поможешь мне в коровнике убраться?» Я зашел, а там… навоз, меня прямо воротит, и голос внутри говорит: «Вот, видишь, какие христиане. Сам не хочет, а тебя заставляет». А второй голос тут же: «Я пришел, чтоб не Мне служили, а послужить». Я говорю: «Господи, прости!», и прямо в туфлях в этот навоз. Я понял, что Господь меня обтирал, вот эти грани, которые еще остались, Он убирал. Гордость мне мешала, и Бог смирял меня. Множество таких забот Божьих было обо мне.
Прошла неделя, и Борис Петрович говорит мне: «Пойдем в колонию». «Конечно, пойдем! К своим-то!» Меня приняли очень хорошо, но столько лет в неволе оставили свой отпечаток: я смотрел на этот мир и этих людей, как на чужих, а когда я попал в колонию, то оказался в своей стезе. Я почувствовал себя, как рыба в воде, не скрою, в обществе братьев и сестер церкви я чувствовал себя каким-то ущербным, недостойным, а тут — совсем другое дело. Душа моя не могла успокоиться таким положением вещей, пастор увидел это, и на очередном собрании он предложил мне помолиться, и вся церковь молилась обо мне. После молитвы я увидел, что в свое сердце я впустил сатану, который клеветал на церковь, на братьев и сестер, и я никак не мог избавиться от него. Бог дал столько мудрости Борису Петровичу, он был для меня, как отец, он очень много для меня сделал. Я благодарен Богу за него!
Нехорошо быть человеку одному. Этот вопрос встал и передо мной и начал меня волновать. Сатана меня ловил на этом. На одном не смог, начинал подбираться с другой стороны. Ведь когда-то я служил ему, и он предъявлял мне свой счет. Я поделился этим с Борисом Петровичем, он посоветовал мне усиленно молиться. Я начал молиться, и Господь дал мне чудным образом вторую половину. Слава Ему и аллилуйя! Это жена от Бога, она действительно помощница, во всех трудностях она идет рядом со мной. Бог через нее и обличал меня, и утешал. Кроме справки об освобождении и 27 отсиженных лет у меня ничего не было. Если раньше я гордился тем, что сидел, то сейчас я старался эту справку спрятать и никому не говорить, что я был в этих местах. Куда бы я ни шел устраиваться на работу, меня нигде не принимали: ни трудовой, ни специальности — ничего нет. Вот как-то я иду по базару, денег нет, документов нет, надо было ехать на Украину, чтобы восстанавливать их, и тут сатана сразу — залезь в сумочку, вон у бабушки кошелечек выглядывает, и проблем нет. А я иду и молюсь: «Господи, ну не для того Ты меня вытащил, чтобы мне опять идти туда. Боже, Ты знаешь, нет у меня больше сил, дай мне силы, чтобы выстоять!» И Бог мне дал устоять. Никогда я не голодал, братья продукты приносили, Сам Бог побуждал их, ведь я никому не говорил о нужде, я же гордый был.
Впоследствии пастор предложил мне заняться тюремным служением в нашей церкви. Но меня не покидала мысль о создании христианского реабилитационного центра. Я делился этим с супругой, мы молились об этом. И тут освобождаются два брата, у которых «ни кола, ни двора». Мы молились всю ночь и наутро привезли их к себе. Мы жили на съемной квартире, и они прожили с нами 6 месяцев. Мы все вместе учились жить во Христе. И Господь нас благословлял! Сейчас у нас уже есть дом, где живут братья, которые проходят реабилитацию, потом они приезжают к нам с семьями, навещают нас. У нас большая семья: Бог подарил мне хороших детей — пятеро своих и пятеро приемных. У нас с женой большое желание открыть еще и семейный детский дом.
Нам дано право выбора: выбирать между жизнью и смертью. Однажды пойдя за Христом, я не жалею. И мне бы хотелось, чтобы у всех людей была та радость, которую я испытываю. Не отчаивайтесь, Бог верен Своему слову, и Он не оставит, если ты искренне обратишься к Нему. У каждого есть надежда, и надо надеяться и знать, что Бог рядом, и Он тебя слышит».
Чередниченко Александр (Ставропольский край, г. Нефтекумск).