Главная Я не хочу умирать
- Details
- Published: Tuesday, 31 March 2009 08:13
Мне было три года, когда наш деревянный дом сгорел. От полученных ожогов умерли в больнице мой отец и самый старший брат. Брату было всего около 16 лет. Когда мама получала документы, женщина-чиновник спросила ее: «А может быть, вы специально сожгли дом, чтобы получить квартиру?» Мама рассказала мне об этом через несколько лет, она не могла понять, как можно сказать такое, если семья потеряла двоих человек? И я в то время всем сердцем захотел поскорее вырасти и отомстить этой женщине. В ее лице я возненавидел всех власть имущих. Наверное с этого момента началось мое ожесточение к «чужим» людям.
Мое первое сознательное столкновение со смертью произошло в 6 или 7 лет, не помню точно. Умер дедушка, мамин отец. Он жил у другой своей дочери, и меня привозили к нему в гости. Помню, как он говорил со мною, угощал меня необычной сладкой рисовой кашей. На похоронах я не понимал происходящего, с другими детьми бегал и играл, даже пытался залезть внутрь железного могильного памятника. Взрослые были заняты своими заботами, и мне казалось, что все происходящее меня не касается. Но когда гроб накрыли крышкой и стали забивать, я стал спрашивать, зачем это делают? Я думал, что дедушка скоро проснется. Взрослые стали объяснять, что дедушка умер, его закопают в землю и больше его не будет. Это понять и вместить я не мог. Просто чувствовал, что с дедушкой поступают нехорошо. Тогда я стал плакать, пытался не дать закопать гроб. Когда взрослые увели меня, со мной случилась истерика.
Уже вечером этого дня я спрашивал у мамы и сестры: «Все люди умрут? Почему? Всех закопают в землю? И мама умрет? Но я не хочу этого! Как я буду жить без нее? А я тоже умру? Я не хочу умирать!» Сестра как могла, старалась успокоить меня, но я был безутешен. Я ничком лежал на полу в комнате и плакал так, как никогда в своей жизни.
После этого я долго не задумывался о смерти, пока не умерла моя одноклассница Марина. С Мариной я был немного дружен. Она слабовато училась, поэтому закончила только восемь классов. Но как человек она была доброй и скромной девушкой. После того, как она закончила школу, мы стали видеться реже, но не теряли друг друга из виду.
Это произошло весной, цвела сирень. Мы сдавали экзамены в 10 класс. Я даже не помню, кто сообщил эту шокирующую новость. На этот раз я участвовал в похоронах сознательно. Вернувшись с кладбища и взяв несколько бутылок спиртного, мы пошли на берег реки Амур. Там мы пили, что-то вспоминали, недоумевали над причиной ее смерти. Алкоголь сделал свое дело, появились шутки, и кто-то сказал: «Что же делать? Жизнь продолжается...» И у меня в голове закрутилось: «Жизнь продолжается, а зачем она — эта жизнь? Умрешь, и все останется также, никто не заметит, что тебя больше нет». Мне стало обидно, и я рассердился на своих одноклассников. Когда мы возвращались, из окна одной из девятиэтажек кто-то крикнул: «Посмотрите, как им весело! Они сегодня похоронили свою одноклассницу!» Не помню, что я ответил. Какой-то отрезок времени просто отсутствует в моей памяти. Очнулся я уже на крыше пятиэтажного дома: я стоял на самом краю и кричал одноклассникам: «Если не признаете, что не должны были смеяться и шутить сегодня, я спрыгну вниз!» Кто-то из наших успел подойти ко мне сзади и увести от края крыши. Придя домой, я расплакался. Мне было горько оттого, что умер человек, и окружающим от этого «ни холодно, ни жарко». Как ни странно, я успокоился, приняв слова «жизнь продолжается...».
Школу я закончил в 1990 г. с двумя «неуд» в аттестате и судимостью с отсрочкой приговора. Воспитание происходило в основном на улице, а когда рухнул «железный занавес» герои из боевиков и триллеров стали формировать мое мышление и отношение к жизни.
Коммунистическая идеология оказалась ложной, когда мы узнали правду о культе Сталина, репрессиях, многолетней лжи партии. Это стало для меня большим разочарованием. Я чувствовал себя обманутым и преданным властью и государством. Ведь когда-то пацанами мы мечтали о службе в армии, хотели попасть в Афганистан, чтобы умереть за правое дело страны Советов. Увидев настоящее положение дел, я решил отомстить всем, кто был виноват, т.е. тем, кто стоит у власти. Законы я посчитал необязательными к исполнению. Мой протест выражался даже в том, что я водил машину, не соблюдая правил дорожного движения.
После школы пробовал поступить в Институт народного хозяйства, но «завалил» первый же экзамен. Подавал документы в техникум, но и там не хватило баллов, чтобы пройти по конкурсу. Училище же посчитал для себя унизительным, т.к. закончил все-таки одиннадцать классов. Отчим, который пришел в нашу семью в 1980 г. и с которым у меня не сложились отношения, устроил меня на стройку учеником штукатура-маляра. Через два месяца я ушел оттуда, возмутившись тем, как бригадир оказывал лицеприятие своему сыну, работавшему вместе с нами. Сейчас, я понимаю, что был не прав в своих выводах и ушел со стройки по другой причине.
В армию я не пошел, потому что из-за судимости меня определили бы только в стройбат. Стройбат за армию я не считал, поэтому сделал себе «белый» билет. И окунулся в набирающую скорость суету мира сего. В школе нам внушили, что человек произошел от обезьяны и что мир живет по основному закону эволюции — выживает сильнейший. Когда передо мной вставал вопрос: «Зачем я живу?», то я отвечал так: получить максимум удовольствия и острых, приятных ощущений. Методы для достижения своих целей я не выбирал и применял все, на что хватало ума. Конечно, я был в полном рабстве греха и шел прямо в ад. Но я был убежден, что только земной жизнью ограничивается бытие человека, и старался взять от нее все возможное, помня, что выживает сильнейший.
Когда и как уверовала моя мама, я не знаю. В 1994-95 годах она уже звала меня в церковь. Я отказывался идти. Как-то зимой 1995 г. мы с приятелем Димой от скуки зашли в православный храм, посмотреть. Прочитали объявление, что крещение стоит 300 рублей, и решили креститься. Тогда это было модно. Мы пробыли в храме всего 15-20 минут и, конечно, ничего не поняли. Просто слышали, что быть крещенным — это хорошо, вроде как защищает от зла и гнева Бога. Ни о каком покаянии, исправлении жизни, вере в Христа нам никто не рассказал, да и ни о чем не спрашивал. Но мама говорила мне, что она ходит в другую церковь, где пастор кореец. Мне стало интересно, и я пошел с ней в церковь «Благодать». Смысл проповеди и песен был мне не понятен, но атмосфера простоты и доброжелательности мне понравилась. Два или три раза я приходил туда, но, однажды увидел помощника пастора курящим на улице после богослужения. После этого в церковь я не ходил, и мамины уговоры не действовали. Сейчас, оглядываясь назад, понимаю, как был близок к спасению в то время. Но любовь к греху затмила мне разум, и я продолжал искать не вечного, а временного.
Вскоре я совершил ряд особо тяжких преступлений. Последовал арест, суд и приговор — расстрел. Как я мог решиться переступить через жизнь человека? Даже не знаю, это не объяснить словами, потому что произошло это как-то незаметно. Уверен, что большую роль в моем «отмораживании» сыграли боевики, в которых кровь льется рекой. Где звучат оправдывающие преступление слова: «Поверь, лично против тебя я ничего не имею, но ты оказался не в том месте и не в то время. Считай, что тебе просто не повезло. Будь ты на моем месте, ты поступил бы точно также...» Фильмы про гангстеров, романтизирующие преступников и преступление, выставляющие аморальность как норму — все это откладывалось в сознании и в итоге находило выход.
Когда судья объявила приговор, ничто не шевельнулось в моей душе. Не было ни испуга, ни обиды, ничего... Я выслушал приговор как посторонний зритель. Слышал только, как заплакала моя мама.
Итак, в июле 1997 года я оказался в камере-одиночке для смертников в СИЗО г. Хабаровска. Мне как-то не верилось, что вот так просто возьмут и «шлепнут». Я думал: «Ну ладно, местные захотели угодить потерпевшим и дали «потолок», чтобы утешить и удовлетворить чувство мести. Но в Москве должны увидеть количество процессуальных нарушений на всех этапах и либо отменить приговор, либо смягчить...» Ясно, что эти мысли были глупостью. И точно, в феврале пришло Определение Верховного Суда РФ, в котором приговор оставили без изменений.
И вот только тогда я поверил и понял, что в любой день могут придти за мной и отвести туда, откуда не возвращаются. Если до этого я существовал ожиданием решения ВС РФ и ничем серьезным не загружал себе мозг, то теперь мне захотелось узнать и понять, что будет со мной после того, как пуля пролетит сквозь мою голову. Я смирился с тем, что меня могут расстрелять. Возмущаться и сопротивляться не имело смысла. Мне казалось самым важным теперь не то, что было в моей короткой жизни, а то, что ожидало впереди. Иногда я закрывал глаза и мысленно проходил свой последний путь: за мной придут вечером, как обычно приходили забирать на расстрел. Буду я бегать по камере, кричать и сопротивляться? А зачем? Палач — это государственный киллер, и не в его компетенции оставить меня в живых. Так, сопротивляться не буду. Можно ли будет попрощаться с другими смертниками и крикнуть им: «Прощайте, не поминайте лихом!» или мне заткнут рот? Смогу ли я самостоятельно пройти те несколько десятков шагов к своей смерти или придется нести меня? Мне рассказывали «старожилы», как у одного подкосились ноги, и его просто унесли под руки. Нет, я не хочу, чтобы меня несли. Ладно, вот пришли мы туда, где все происходит. Будет ли у меня возможность сказать начальнику и прокурору несколько слов? Если да, то что сказать? Смогу ли я что-то сказать или буду заикаться от страха? Что хотел бы я сказать в последнюю минуту жизни? Поблагодарить или проклясть? Признать свою вину и попросить прощения? Ладно, что дальше? Услышу ли я звук выстрела? Или пуля быстрее долетит до меня, чем звук? Успею ли я почувствовать боль и отметить конец своей жизни? А что после этого? Небытие? Сон? И какой смысл в этом всем? Зачем я вообще родился? Разве я родился по своей воле?
Так я размышлял почти все время. В поисках смысла жизни я перечитал почти все книги в библиотеке СИЗО, а Библия, которую передала мне мама, лежала на полке и пылилась. Я не мог ее читать, потому что воспринимал чудеса, как сказку для необразованных бабушек и дедушек. Но я уже не отрицал вероятность существования Бога.
Каждую ночь мне снились кошмары и ужасы, непонятный страх сковывал тело и душу. Или меня кто-то догонял, или в меня стреляли, били, или я за кем-то гнался, но руки и ноги не двигались, или я оказывался на вершине небоскреба и падал с него. До этого я слышал, что сон — это плод работы мозга, обрабатывающего полученную за день информацию. Если в течение дня много думать о чем-то, то обязательно приснится. Может быть, в этом утверждении есть что-то правильное, но я заметил, что мне часто снятся такие вещи и сюжеты, о которых я не думал, не читал и не мечтал никогда.
К тому времени уже допуская, что Бог существует, я считал, что Бог смотрит на количество добрых и злых дел человека. Если добрых больше, то Он примет меня к Себе. И мне казалось тогда, что добрых дел у меня больше! Я наивно вспоминал, как когда-то кому-то безвозмездно помог. О своих злых делах я не думал, и не было желания подсчитать, хотя бы примерно, чтобы сравнить с количеством добрых дел. Наверное, я бы очень удивился, если бы сделал это и увидел истинное положение дел.
Однажды ночью мне было видение. Я видел, как качусь по черному желобу вниз и ощущаю себя с двух сторон: изнутри и снаружи, как посторонний наблюдатель. Катился я недолго и упал на деревянные козлы, на каких распиливают бревна. Упал лицом вверх, руки вдоль тела, все ясно ощущаю. Вокруг абсолютная тьма и мрак, пустота и тишина. Я подумал, что если возле меня никого нет, значит, где-то в стороне кто-то есть, кто объяснит мне происходящее. Как только я так подумал, то, как бы вышел из тела мыслью и зрением и полетел влево с огромной скоростью. При этом мое тело и часть сознания остались на козлах, но основное восприятие получала та моя часть, которая перемещалась в полной тьме и тишине, преодолевая, как мне казалось, тысячи километров за доли секунды. И везде было одно и тоже: тьма, пустота и тишина. Я отчетливо помню свое желание встретить хоть какой-то след пребывания человека. Но я летел и летел, ничего и никого не встречая на своем пути. В какой-то момент я понял, что если даже я буду лететь так миллионы лет, все равно никого и ничего не встречу. Это было полное одиночество. Как передать это чувство? В этой жизни человек, оказавшийся один в центре пустыни или тайги, все равно имеет надежду выйти оттуда. У него есть знание о существовании других людей. Пусть далеко, но он точно знает, что они есть и возможно помогут ему. Там где я очутился, не было такой надежды. Я понимал, что никто и никогда туда не придет, что там нет и не было никого, и никто не сможет мне помочь выбраться из этого темного и пустого места. Это было не предположение ума, не выводы отчаявшегося, а какое-то сверхъестественное осознание всем своим существом. Я просто понял, и все. И не нужны были никакие доказательства.
Когда это отпечаталось в моей душе, когда я понял бесполезность поисков, в эту же долю секунды вернулся обратно, на козлы. Лежу и думаю: если здесь никого нет и нет выхода отсюда, то что мне делать? В этот момент из мрака стали появляться блестящие предметы. Я увидел множество ножей, пил, топоров, ножниц, игл, гвоздей и других колюще-режущих предметов, которые сверкали своими острыми гранями. Они окружили меня со всех сторон, держась на расстоянии 50-80 см. А сверху, напротив груди, зависло огромное копье, наполовину железное и такой толщины, что мне сразу стало понятно, что это настоящее боевое копье. Все это появилось в доли секунды, и я не успел ни испугаться, ни оценить ситуацию. Совершенно неожиданно, как по команде, все это острое окружение бросилось на меня и стало резать, колоть, рубить, пилить, а копье обрушилось вниз и пробило мне грудь, ломая и раздвигая кости груди и позвоночник. Я видел это и чувствовал совершенно ясно и четко. Боль была запредельная, но сознание продолжало работать, и я подумал, что сейчас должен умереть или потерять сознание от болевого шока. Но ни того, ни другого не происходило. Наоборот, я увидел, как копье вышло верх, а рана мгновенно затянулась, кости встали на место, и кожа стала гладкая и ровная, ни шрама, ни царапинки.
Я ничего не понял, но тут копье вновь ударило и все повторилось снова: боль, хруст костей... И снова копье поднялось, а раны затянулись. Так повторилось несколько раз, пока я не понял, что смерти не будет. Не придет облегчения в виде потери сознания, шокового состояния или прострации. Память, чувства, самосознание — все работало обостренно. Не было даже намека, что это сон. Слово «вечность» перестало быть для меня отвлеченным понятием. И «вечные муки», о которых я столько слышал, но не придавал значения, явились мне в своей жуткой реальности.
Одновременно пришло осознание, что если моя душа вечна, значит есть Тот, Кто сотворил эту вечность, мою душу и для Кого не безразлично как я прожил жизнь на земле. Все мои расчеты, что если Бог есть, то мои добрые дела должны перевесить мои грехи и открыть вход в рай, оказались разрушенными! Как же я ошибался! Я четко понял, лежа на козлах и испытывая невыразимые муки, что все мои добрые дела, вместе взятые, не смогут покрыть ни одного самого мелкого греха! Но теперь было поздно, и выхода уже нет! Но тут пришла ясная мысль: «Ты можешь просить Бога о милости, и Он может тебя простить, если ты покаешься и будешь послушен Ему». Как только это отпечаталось у меня в сознании, я очнулся в своей постели и, не мешкая ни секунды, упал на колени и стал молить Бога о милости, о прощении грешной жизни моей. Слезы текли настоящими ручьями, заливая лицо и одеяло, которое я стискивал зубами, чтобы не кричать во весь голос. Я каялся в неверии, в эгоизме, гордости, в том многочисленном зле, какое причинил сотням людей. Я просил Бога взять мою жизнь всю полностью и делать со мной все, что Он посчитает нужным. Я обещал Богу, что больше не буду жить так, как жил раньше, если останусь еще на этой земле, но буду жить так, как Он хочет. Сколько я так проплакал — не знаю, и как снова уснул — не помню. Но помню, что в какой-то момент я стал успокаиваться, слезы высохли, и страх исчез. «Как убитый» я проспал до утра без снов.
Проснулся я с какой-то бодростью, хорошо помня события прошлой ночи. Получив завтрак, я закурил, не подумав, что курение относится к старой жизни, и решил прочитать что-нибудь из Библии. С дымящейся сигаретой во рту я открыл Библию и стал читать первое, что попалось на глаза: «Разве вы не знаете, что вы — храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят; а этот храм — вы» (1 Кор.3:16-17). В тот же миг меня бросило в жар, будто током пронзило с головы до ног, сердце быстро и сильно застучало, а прочитанные слова как бы сказали мне: ты — храм Святого Духа Божьего, а сигаретой разоряешь и разрушаешь свое тело. Ты не должен этого делать, иначе Бог накажет тебя. Никаких сомнений у меня не возникло, т.к. я не своим умом сделал этот вывод, а получил внутреннее убеждение от Бога. Я сразу же бросил сигарету в унитаз, а днем остатки сигарет отдал в соседнюю камеру. Нужно было их просто выбросить, но в тот момент мне показалось это неправильным. Те, кто сидел в тюрьме, поймут, что не так просто выкинуть 30 пачек сигарет. Мое мышление тогда еще не перестроилось, но именно с этого дня начался мой новый жизненный путь.
Читая Библию, я узнал, что Иисус Христос умер за мои грехи, и что я могу жить только по Его милости. Я призвал Его в свое сердце и жизнь, и с тех пор Он ведет меня и учит, очищает и поддерживает, обильно благословляет по благодати Своей! И как бы я хотел, чтобы все были как я, кроме этих уз, в мире с Господом и Спасителем нашим Иисусом Христом!»
Яков Цой (Пермский край, г. Соликамск).