Голубые колокольчики

Details: Published: Saturday, 27 June 2009 13:29

(История, произошедшая на самом деле)
Однажды внимание м-ра Моррилла привлёк маленький, бледный, худой чистильщик ботинок, в петлице у которого был букетик колокольчиков. Мальчик вычистил его ботинки, а затем м-р Моррилл, играя монеткой в двадцать пять центов, сказал: «10 центов — за чистку, и 15 центов — за цветы», — и указал на колокольчики.
Но парнишка прикрыл цветы своей маленькой рукой и сказал: «Нет сэр, я не могу продать их; даже если бы я умирал от голода, я не продал бы ни одного колокольчика». — «Почему же, ма-лыш?»
Парнишка посмотрел на м-ра Моррилла так жалобно, что тот почти пожалел, что спросил об этом. Он положил свою руку на голову мальчика и сказал: «Извини меня за этот вопрос: тебе не обязательно говорить мне, если ты не хочешь, а двадцать пять центов можешь взять просто так».
— «Вы мне нравитесь, я расскажу вам. Это было год назад, в этом же месяце: и этот год был таким длинным. Мне казалось, что колокольчики никогда не зацветут». Затем мальчик остановился и закрыл глаза рукой, словно хотел укрыться от какого-то ужасного видения. Но скоро он опустил руку и продолжил рассказ...
Мой отец был пьяницей. Однажды мы задолжали кое-какие вещи. Это было ещё до моего рождения, но я слышал, как об этом говорила мать. Мы были так бедны, что матери приходилось стирать для других людей, чтобы прокормить Бесси и меня. Мы жили в маленькой бревенчатой хижине в четверти мили от города.
Однажды утром, в пятницу, у нас оставалось лишь немного кукурузной муки в тарелке и около двух ложек патоки. Из муки мать испекла хлеб и велела мне накормить малышку, когда она проснётся, и пристально следить за отцом, пока она будет заниматься стиркой. У двери она поцеловала меня. «Будь хорошим мальчиком, Уилли, и позаботься о своей младшей сестричке», — сказала она.
Бесси долго спала, и я проводил время, сидя около нее и подходя к двери, чтобы смотреть за отцом. Когда Бесси проснулась, она сказала: «Малышка так голодна. Уилли; достань мне что-то поесть». — «Вставай, Бесси. Давай я одену тебя, а потом мы что-нибудь позавтракаем». У меня не было во рту ни крошки, мама тоже ничего не ела перед тем, как уйти, поэтому я был ужасно голоден. Бесси поднялась, и я одел, умыл и причесал её. А когда мы уселись за стол, Бесси уронила свою курчавую головку прямо на стол и всхлипнула: «О, Уилли, я так устала от кукурузного хлеба и патоки — я не могу это есть, я хочу немного мяса и масла».
«Не плачь, малышка, — сказал я, потрепав её кудряшки. — Сегодня мама принесёт домой что-нибудь». — «Но ждать ещё так долго».
«Попробуй покушать», — сказал я и положил ложку патоки на её тарелку. Она попыталась кушать, но смогла проглотить совсем немного и встала из-за стола. Я съел маленький кусочек сухого хлеба. Я думал, что она съест патоку, и поэтому не трогал её. Целый день она твердила, что голодна, но есть отказывалась.
Отца все ещё не было, и уже почти стемнело. Мы вдвоем сидели на пороге. Бесси положила голову на мою руку, и начала плакать: «Я так голодна, Уилли; мамы так долго нет».
— «Не плачь, малышка, мама скоро будет дома». «Конечно, скоро!» — воскликнул Джордж Андерсон (он жил в миле от нас). Говоря это, он бросил Бесси на колени букетик колокольчиков.
«О, какие красивые!» — воскликнула она, а из её милых голубых глаз на колокольчики закапали слезинки.
«О, Бесси! — сказал я. — Давай я прикреплю их к твоим волосам». Она стояла на пороге, повернувшись лицом к дому. Я стоял сзади неё и вплетал колокольчики в её золотистые кудряшки. Я почти укрепил последний цветок, как вдруг кто-то столкнул меня со ступенек. Это был мой отец; от выпивки он почти обезумел.
Он схватил Бесси и сказал: «Почему ты плачешь, что Уилли тебе сделал?»
Она была так бледна и напугана, что я подумал — она сейчас потеряет сознание. «Уилли ничего не сделал», — выдохнула она.
Отец отпустил её и схватил меня; он начал сильно меня трясти, спрашивая: «Ты, негодяй, что ты сделал Бесси? Скажи мне, или я из тебя душу вытрясу».
Он так тряс меня, что я не мог ответить. Тогда маленькая Бесси поймала его за руку и сказала: «Пожалуйста, папа, не обижай Уилли; я была голодна и поэтому плакала».
Он посмотрел на стол и увидел хлеб и патоку. — «Ты маленькая нахальная лгунья, ты не голодна. Посмотри на стол — там полно еды, вполне хватит для такой негодницы, как ты»,— и он грубо тряхнул её. Она заплакала, и я попытался обнять её, но отец оттолкнул меня прочь.
— «Если ты не можешь ничего съесть, я дам тебе чего-нибудь попить», — и он, взяв Бесси за руку, направился вниз по тропинке, ведущей к пруду.
Бесси перестала плакать, но она выглядела напуганной. «Я дам тебе попить», — сказал он, когда добрался до кромки берега. Я следовал за ними, едва ли зная, что делаю. Я был очень напуган. Они вошли в воду, примерно по колено, а затем отец схватил Бесси и погрузил её кудрявую головку в воду. Она взмахнула своими маленькими белыми ручками и закричала: «О, Уилли, забери малышку!» — но кудрявая головка опустилась вниз.
Я вбежал в воду, туда, где стоял отец, и пытался всеми силами вытащить её головку из-под воды, но отец держал её внизу. Я умолял отца вытащить её, но он не слушал. Она неистово взмахнула руками, затем раздался булькающий звук, и всё стихло. Мне казалось, что прошли часы, но, наконец, отец приподнял бледное, мокрое лицо Бесси. Я, как безумный, повторял её имя, но её губы не шевелились — она была мертва.
Отец поднял её и положил на зелёную траву. — «Теперь она не скоро проголодается». Я стоял в оцепенении и не мог ни шевельнуться, ни сказать что-нибудь до тех пор, пока не увидел колокольчики, которые я вплетал в волосы Бесси, плывущими по воде. Было невыносимо видеть их уплывающими прочь, и я пошёл за ними в воду. Там было глубоко, но я продолжал идти. Вода уже дошла мне до подмышек, затем выше плеч: но я по-прежнему не мог достать колокольчики — я должен был достать их. Когда я сделал следующий шаг, вода коснулась моего подбородка, но я достал их. И, когда я сделал это, я услышал, как мама зовёт меня: «Уилли, о Уилли! Где ты?»
Я поискал глазами отца. Он сидел на земле около Бесси. «Уилли, о Уилли!» — снова позвала меня мать.
Я вышел из воды, но был так слаб, что мог с трудом держаться на ногах. «Я здесь, у пруда», — откликнулся я.
Отец безумным прыжком бросился в воду — он упал туда лицом вниз. Я был до того охвачен ужасом, что не знал, что делать. Я услышал, что приближается мама. Я так дрожал, что не мог идти, и я пополз к Бесси. Я взял соломенную шляпу отца и прикрыл ею мёртвое лицо Бесси, чтобы мать не видела его.
Когда она подошла, то увидела, что я весь промок. — «Уилли, Уилли, в чём дело?»
Она подняла шляпу с лица Бесси. Одно мгновение она стояла неподвижно, словно превратившись в камень. — «Скажи, мне как это случилось, скажи мне скорее!» Ко мне вернулся голос, и я рассказал ей всё. Она выслушала всё, не проронив ни слова, но когда я закончил, она со сложенными руками встала над Бесси, издавая такие нечеловеческие крики, что вскоре прибежали все соседи.
Отец утопился. Его тело было извлечено из прекрасной воды: и он был похоронен возле Бесси. Мать стала одержимой. Я положил колокольчики в маленькую коробочку и повесил её себе на шею. После похорон я много недель пролежал в госпитале с мозговой горячкой, но когда я пришёл в себя, коробочка всё ещё была у меня на шее...
Вот она. И он достал из-за пазухи маленькую коробочку, в которой было несколько высохших лепестков.
«Они напоминают мне о милой малышке Бесси», — сказал он, закрывая коробочку и засовывая её назад под рубашку. Затем он посмотрел м-ру Морриллу прямо в глаза и сказал: «Пожалуйста, мистер, никогда не связывайтесь с виски. Оно убило моего отца и малышку Бесси и отправило маму в сумасшедший дом».
«Не смотри на вино, как оно краснеет, как оно искрится в чаше, как оно ухаживается ровно; впоследствии, как змей, оно укусит, и ужалит, как аспид» (Притчи 23:31-32).
«Потому что пьяница и пресыщающийся обеднеют, и сонливость оденет в рубище» (Притчи 23:21).
«Вино — глумливо, сикера — буйна; и всякий, увлекающийся ими, неразумен» (Притчи 20:1).