Излом судьбы
- Details
- Published: Saturday, 30 May 2009 19:37
Эта далеко еще не старая интеллигентная женщина оказалась глубоко верующей христианкой. Этот факт меня заинтересовал, и я спросила, что привело ее к вере в Бога. Нина Ивановна (так назвалась моя собеседница) поправила под шелковой косынкой гладко зачесанные волосы, вскинула внимательный взгляд темно-карих глаз на часы и повернулась ко мне.
- Все у меня в жизни поначалу было складно, - начала она негромко.
И действительно. Молодая учительница математики в коллективе школы, куда приехала по распределению, сразу, как говорится, пришлась ко двору. Активная, принципиальная, серьезная, она быстро стала пользоваться заслуженным авторите¬том среди коллег. Об этом свидетельствует то, что вскоре Нина Ивановна стала завучем. И личная жизнь ее сложилась удачно. Любимый муж был уважаемым человеком. А маленький сынишка рос живым и смышленым.
- И верила я тогда в партию, ее идеалы, в светлое будущее. Как и все, — вроде бы подытожила эту часть своего повествования Нина Ивановна и задумалась.
Помолчали... На скамейку напротив села женщина с шустрым мальчуганом лет девяти. Моя со-беседница, гдядя на него, грустно улыбнулась: то ли ребенку, то ли своим печальным мыслям.
- Вот так же и около меня крутился мой сынок в тот злополучный день, — как бы очнулась она от невеселых раздумий.
Тот, запомнившийся ей на всю жизнь день был обыкновенным рабочим днем. Ничто не нарушало устоявшегося ритма школьной жизни. Разве что был один посетитель — отец старшеклассника. Он пришел с просьбой дать сыну положительную характеристику.
„Мальчик попал в беду: связался с дружками, и теперь ему «светит» скамья подсудимых", — так объяснил он свою просьбу. А был тот парень не то, чтобы „отпетый", — вспоминает бывшая учительница и завуч школы, — просто „нестандартный'' ребенок. Такие дети есть обычно во всех школах и, сами понимаете, доставляют учителям массу хлопот, а то и неприятностей.
- Понимаю, — согласно кивнула я, подумав о своих сыновьях-школьниках, которых тоже не всегда понимают и принимают в школе такими, какие они есть. Конечно, тогда Нина Ивановна осталась верна своим принципам: виноват — пусть отвечает! И выдала характеристику „по полной схеме", в которой очень часто мелькала частица „не": „...активного участия в школьной жизни не принимал... авторитетом не пользовался... не участвует" и далее в таком же духе. Огорченный отец только головой покачал. А тут подбежал к ним шустрый мальчуган.
- Ваш? — погладив мальчика по вихрам, спросил мужчина.
- Мой, — с гордостью ответила учительница.
- А ведь от тюрьмы и сумы никто не застрахован, — посмотрев на ребенка, с глубоким вздохом ска¬зал посетитель и ушел, не попрощавшись.
Конечно, от такого разговора остался неприятный осадок. Хотя особого значения этим словам она тогда не придала — мало ли что мог от горя и обиды сказать посетитель. Да и в правоте своей была уверена. И только потом, несколько лет спустя, когда в ее жизни светлую полосу сменила темная, мысли женщины часто возвращались к тому дню. И теперь совсем иной, уже не только пророческий, но даже зловещий оттенок приобрели слова, сказанные в запальчивости несчастным отцом.
- От тюрьмы и от сумы не застрахован никто... — повторила Нина Ивановна.
Истинный смысл этих слов поняла она много позже. Когда, казалось, в одночасье сломалась и пошла под откос ее налаженная жизнь. Началом
семейной катастрофы стала гибель в автомобильной аварии мужа. Новое замужество оказалось благополучным только внешне. У мужа, работавшего в отделе внутренних дел, был крутой нрав. Он и в дом внес жесткий порядок, не слишком вникая в душевное состояние жены и приемного сына. Общего языка с подростком он то ли не находил, то ли и не старался найти. И мальчик все чаще уходил в себя, все чаще пропадал на улице. Появились дружки. Не обходилось и без драк. С дружками он впервые попробовал и наркотики. Материнским сердцем Нина Ивановна чувствовала, что теряет сына, но поверить в то, что ее „благополучный" сын катится вниз, не могла.
Как в страшном сне, услышала она слова: „Встать! Суд идет!" Судили ее сына с дружками. Судили за убийство в пьяной драке. Стиснула зубы, чтобы не закричать от боли и отчаянья на весь белый свет. Сквозь застилавшую глаза пелену слез видела нескладную фигуру сына с мальчишеской тонкой шеей. Видела, как его пальцы нервно вцепились в край барьера, отгораживающего его от матери и от всего мира. Барьера, ставшего той запретной чертой, за которую
ему суждено выйти не скоро. Мать до боли сжала виски, чтобы унять нестерпимый стук. Словно о наковальню стучали молотом, вдалбливая явственно звучащие слова: „От тюрьмы и сумы никто не застрахован!.. От тюрьмы и сумы!.. Никто!.."
- Куда пойти? Кому поплакаться, когда утрачена вера во все и не хочется даже жить? От безысходности и тоски не знала покоя ни днем ни ночью, — изливала свою давнюю боль женщина.
И тут на ее пути встретились верующие. В беседах с ними обретала душевное равновесие, появилось желание и интерес к жизни, вера в добро и милосердие, пришла вера в Бога... — А сейчас куда направляетесь? — спросила я.
- К сыну. В зону, — ответила она, вздохнув, и стала прощаться. Объявили посадку. Подхватив сумки, женщина направилась к выходу, где вскоре затерялась в люд¬ском водовороте.
Вера ПИСАРЕНКО,
журналистка. Луганская область