Красные гвоздики

Details: Published: Thursday, 22 May 2014 06:35

    Он и раньше приходил в церковь, иногда, по большим праздникам. Вот и сейчас, когда вокруг запахло весной, он вспомнил, что скоро Пасха. На улице уже темнело, но возвращаться домой он не спешил. Ноги как-то сами собой свернули с тротуара на узенькую тропинку. Всего несколько минут — и Виктор оказался в старом сквере. Огромные липы были мрачны, они словно грустили в ожидании прохожих. Летом здесь всегда достаточно многолюдно, но сейчас... Впрочем, Виктор был рад немного побыть один... Он медленно брёл по аллее и вспоминал, вспоминал...
    Мама умерла, когда ему было четырнадцать... Она была христианкой. Где-то кто-то однажды рассказал ей о Боге, и её хрупкая душа потянулась к чистому, светлому и нежному. Стала ходить в церковь, отец ей никогда не мешал, сам на её приглашения всегда отказывался, отшучивался: «Успею перед смертью». Но об отце потом, а пока — мама. Люди звали её ангелом. Ещё бы! В чужой беде она была первым помощником, первым утешителем. Все это знали. К ней тянулись. Виктор часто вспоминает её глаза — ласковые, с какими-то искорками... Такие глаза он видел и в церкви, но мало... Голос у мамы был тихий, мягкий... Она даже ругала сына, словно жалея. После таких минут Виктору было так жаль, что он огорчил её, сразу хотелось спрятать лицо в её ладонях и заплакать от любви к ней и раскаяния о соделанном. Виктор любил прижаться к материнской щеке, почувствовать её ласкающую ладонь на своих волосах... Почему он стал так рано стыдиться этих ласк? Глупый, почувствовал себя взрослым, а потом, уже будучи мужчиной, так много раз мечтал повернуть время вспять и прижаться к маме, поплакать, как бывало в детстве... Она читала ему Библию. Виктор любил её слушать. Всегда ездил с ней в церковь. Ему нравились христианские песни. Они и сейчас трогают его до глубины души, особенно те, что пели тогда, когда была ещё жива мама. Молиться Виктор тоже когда-то умел. Вместе с мамой они часто молились об отце, о спасении его души. Иногда мама, ласково обнимая сына, шептала:
    — Если меня вдруг не станет, сынок, молись об отце, ему нужны молитвы. — Виктор не любил это слышать.
    — А куда ты собираешься деться, мама? Живи долго-долго. Я без тебя не смогу. Ты у нас молодая, красивая, почему говоришь о смерти? Не пугай меня, мама!
    Она улыбалась и, взъерошив его волосы, нежно целовала сыновьи щёки. Однажды дождливым сентябрьским утром мама не проснулась... С тех пор Виктор никогда не любил дождь! У мамы остановилось сердце. Никогда прежде она не болела. Было похоже, что её время просто закончилось, словно кто-то остановил стрелку на часах её жизни. Виктор не знал, как пережил этот удар. Он только помнит, как заскочил к себе в комнату, запер дверь и прокричал, глядя куда-то в потолок:
    — Не прощу Тебе смерть мамы, не прощу! Зачем ты забрал её, зачем?
    Истерика продолжалась долго, пока отец не взломал дверь. Остальное было как во сне. На похоронах было много христиан из маминой церкви, много соседей, коллег по работе, просто знакомых. Могила была укрыта цветами. На кладбище Виктор не плакал, он смотрел, как горько рыдает отец, сжимая в ладонях горсть земли, и чувствовал, что вот-вот потеряет сознание... Рядом стояла тётка, умоляя племянника поплакать, но он, едва слыша её голос, удивлялся, зачем вместо утешения, его хотят заставить рыдать?
    Отец очень любил маму. После её похорон и друзья и родственники дружно принялись устраивать его судьбу. Он злился, а потом замкнулся в себе, стал пить, много пить... Он словно сломался... И ничто уже не могло вернуть его жизнь в прежнее русло. Виктор понимал отца, жалел... А потом почувствовал себя лишним в его жизни, просто никому не нужным... Каждый вечер, выпивая очередной стакан спиртного, отец рассказывал сыну о своей горькой судьбе, о маме... Слёзы потоками струились с его затуманенных глаз, и Виктор не в силах всего этого выдержать, убегал из дома. Так в его сердце рождалась ненависть к отцу...
    Через год после маминой смерти тётка забрала Виктора к себе. Отец, едва выговаривая от похмелья слова, умолял:
    — Сынок, останься, я брошу пить, обещаю! Не бросай меня, сынок! Если уедешь, я совсем пропаду... Мама меня бросила, а теперь ещё и ты...
    Виктор, разрыдавшись, обнял ссутулившиеся плечи отца:
    — Я вернусь, папа. Когда ты бросишь пить, я вернусь...
    Потом в поезде всю долгую дорогу к тёткиному дому под равномерный стук колёс, Виктор, едва сдерживая слёзы, вспоминал слова отца... Если бы сейчас всё вернуть, он бы ни за что тогда не уехал, ни за что!
    Отца он больше не видел, только знал, что родственники долго возили его по врачам, как могли, спасали от алкоголя. Но всё было напрасно! Он потерял работу, пропил всё, что было нажито за годы семейной жизни, а потом куда-то исчез... Никто так и не узнал, где и как оборвалась его судьба. Все, конечно же, почитали его умершим, но иногда, во сне, в течение всей своей жизни Виктор слышал дрожащий невнятный голос:
    — Не бросай меня, сынок!
    В такие ночи Виктор просыпался в ужасе и уже спать не мог. Наверное, где-то далеко в его сознании таилась мысль, что отец, может быть, жив...
    Тётка Виктора любила, относилась к нему как к сыну. Её дочь Сонечка к приезду Виктора уже вышла замуж, так что для Вити освободилась небольшая комната в уютном тёткином доме. Глава семейства, дядя Андрей, был простодушным и весёлым. Иногда он попивал, но случалось это крайне редко, и Виктору жилось в этой семье хорошо. Внешне тётка чем-то напоминала маму, хотя и была намного старше её. Виктор очень быстро полюбил её. В этой семье Витя жил до окончания школы, отсюда он уходил в армию, потом поступил в институт. Когда женился на Ирочке, первые полгода прожили у тётки. О том, что пропал отец, Виктор узнал после армии. Тогда он снова заговорил с Тем, Кому однажды в истерике кричал слова упрёка о смерти мамы. Теперь, сжимая кулаки, он, сквозь окно своей комнаты, глядя в вечернее небо, говорил:
    — Так Ты отвечаешь на её молитвы? А она Тебе молилась о нём и верила... А Ты??? Ты и его уничтожил! Когда же моя очередь???
    Бог казался Виктору не тем нежным и любящим, как было когда-то до смерти мамы, а каким-то грозным, мистическим существом, почему-то невзлюбившим его семью... Как ни странно, у него даже не возникло сомнений в Его существовании, просто он не мог понять, за что Бог так не любит его, не любил маму, отца...
    С годами это чувство стало притупляться. И когда сердце в минуты неудач и проблем тосковало по матери, его почему-то тянуло в церковь... Вот тогда он и решил ходить туда хотя бы по праздникам, в память о маме. Это было его тайной. Ирочке он никогда этого не говорил. Почему-то в глубине сердца Виктору казалось, что если его жена узнает о Боге, она непременно станет христианкой, а тогда... Да, он боялся, боялся её потерять, как однажды потерял маму, такую же любящую и нежную, как его Ирина. Нет, он никогда не позволит жене ходить в церковь. Никогда!
    Липовая аллея привела Виктора в глубину парка. Здесь было уже совсем темно. Он немного ещё постоял у широкого влажного ствола дерева, прижимаясь к нему щекой, и вдруг, закинув голову, посмотрел в далёкое тёмное небо... Он смотрел долго и пристально, словно надеясь увидеть там Того, с Кем снова хотел поговорить...
    Виктор ещё немного постоял, всматриваясь ввысь. Он не увидел ничего необычного, но ему показалось, вернее он был уверен, что его услышали...
    — Я никогда не был в родном городе. На эту Пасху я поеду проведать могилку мамы, я хочу сходить в её церковь. Но это не значит, что я простил Тебя. Просто, я так хочу!
    А потом он медленно побрёл домой... Дети уже спали. Ирочка бросилась мужу навстречу, по обыкновению встречая его у порога. Тонкие руки крепко обвили его шею. Горячие губы обожгли поцелуем...
    — Почему ты так долго? Снова совещание? Почему не позвонил, знаешь же, что я волнуюсь, — немного кокетливо упрекнула жена.
    Он снял кожаный плащ, повесил его на спинку стула в прихожей и устало опустился на диван.
    — Что случилось? — теперь серьёзно прошептала Ирочка.
    — Ничего. Я, знаешь, забрёл сейчас в старый сквер. Машину с шофёром отпустил домой и решил немного прогуляться...
    — Мы могли бы это сделать вдвоём, пока дети учили уроки, — ласково прильнула к плечу Ира.
    — Мне надо было побыть одному. Знаешь, я немного устал... Хочу отдохнуть... Сегодня вспомнил маму. Я собираюсь съездить домой, Ирочка. Ведь знаешь, я уже 20 лет не был в родном городе. 20 лет я не видел могилку мамы. Говорят, возле неё поставили могильную плиту отца. В общем, мне надо съездить домой...
    — Я с тобой, Виктор, — карие глаза Ирочки смотрели умоляюще.
    — Нет, дорогая, я всего на несколько дней. Я и сам не привык с вами расставаться, ты знаешь, но сейчас я хочу поехать сам. Другой раз навестим мой город всей семьёй, если будет другой раз...
    В голосе Виктора прозвучало что-то такое, что заставило Ирину сразу согласиться. Она почувствовала, как это важно для него.
    — Хорошо, только обещай почаще звонить, милый...
    Через пару дней, уладив основные дела на работе, Виктор отправился в путь. Уже через несколько часов его самолёт приземлился в аэропорту родного города. Сердце, казалось, готово было выскочить из груди. Сколько раз в своих мыслях он возвращался сюда, сколько раз воображение рисовало ему родную улицу с её небольшими скверами, маленькими магазинами, с запахом печёного хлеба из булочной на углу... Казалось, он помнит каждый бугорок, каждый камешек на дороге, где бегал с мальчишками в догонялки, где катался на велосипеде... Но узнает ли он это сейчас, после стольких лет???
    Виктор снял номер в гостинице возле аэропорта, оставил в номере вещи, и сразу, не распаковывая чемодан, отправился на улицу. Он словно боялся потерять время..., каждый миг... Вскоре такси примчало его к небольшой трёхэтажке, где на втором этаже в среднем подъезде была когда-то их квартира. Почему-то дом показался Виктору маленьким, немного даже жалким...
    — И ты постарел, дружище, — шепнул он, осматривая здание.
    Виктор с трудом поднимался по лестнице. В нос ударил знакомый запах подъезда. Это взволновало... Казалось, Виктор нарушил все законы природы и, обманув время, шагнул в прошлое... Дверь с номером 26 была по-прежнему оббита коричневым дерматином. Виктор слегка шагнул и внимательно посмотрел в обивку. На дермантине было по-прежнему едва заметно нацарапано: «Лена». Это имя девочки-одноклассницы, в которую он влюбился в шестом классе. Почему-то ему так хотелось тогда написать её имя у себя на двери... Мама быстро это заметила, сразу после генеральной уборки. Тогда, выжимая над тазиком тряпку, которой она мыла дверь, мама, глядя своими лучистыми глазами глубоко в глаза сына, сказала:
    — Как быстро ты подрос, сынок...
    На лестничной клетке послышались торопливые шаги, они словно пробудили Виктора...
    — Мужчина, вам кого?
    Перед Виктором стояла полная краснощёкая женщина примерно его возраста. В её руках красовались тяжёлые авоськи с продуктами.
    — Извините, просто я когда-то жил в этой квартире. Захотелось вспомнить детство, — несмело улыбнулся Виктор.
    — Детство? Это ты что, детство в замочной скважине ищешь? Что, на этот раз не успел взломать дверь? А ну, убирайся, а то я сейчас весь дом на ноги подниму!
    Виктор растерялся. Он ожидал чего угодно, но чтобы его приняли за квартирного вора, это ему никогда и в голову не пришло бы...
    — Я не вор, я просто не был здесь целых 20 лет, — почему-то с улыбкой ответил Виктор хозяйке его бывшей квартиры. — А наклонился я не к замочной скважине, а вот... читал имя девочки, которое когда-то сам и нацарапал маленьким складным ножичком. Видите, здесь «Лена» написано?
    Женщина опустила авоськи у дверей, всплеснула удивлённо руками:
    — Витя, это ты?
    Виктор внимательней всмотрелся в лицо женщины, и вдруг они оба расхохотались...
    — Лена? Как же я тебя сразу не узнал?
    — Не удивляйся, я уже сама себя давно в зеркале не узнаю, поэтому, чтобы не расстраиваться, подолгу возле него не задерживаюсь. А ты видишь, не зря моё имя здесь нацарапал, словно знал, что буду здесь жить.
    Потом они вместе пили чай и вспоминали детство. Было и смешно, и немного грустно...
    В гостиницу Виктор вернулся поздно вечером, позвонил домой и улёгся спать. Но сон бежал куда-то прочь от его глаз... Виктор строил планы на свои несколько дней, что ему предстояло провести в родном городе.
    На кладбище было тихо. Сразу подумалось: «Гробовая тишина». Могилку мамы Виктор искал около двух часов. Ориентировался по датам смерти на могильных плитах. Узкая дорожка старой части кладбища была едва заметной. Виктор представлял себе мамину могилу запущенной, всеми забытой. И как же он был удивлён, когда увидел свежеокрашенный низкий деревянный заборчик и небольшой букетик красных гвоздик возле памятника с маминым именем. Виктор подумал, что по всей вероятности он ошибся, но вновь и вновь перечитывая имя и даты, понял, что нашёл то, что искал... Рядом с небольшим холмиком над маминым гробом стояла ещё одна плита с именем и датами отца... Сердце Виктора вздрогнуло, и вдруг, дрожа всем своим существом, он горько разрыдался... Сразу вспомнились похороны мамы и мягкий голос тётки: «Поплачь, сыночек, поплачь». Теперь он плакал... Он носил в себе эти слёзы целых двадцать лет, чтобы теперь оставить их здесь, все до единой... Руки почему-то потянулись к земле. И вот... в его ладонях горсть той же земли, которую когда-то судорожно сжимали руки отца... Немного успокоившись, Виктор осторожно коснулся гвоздик. Они были настолько свежими, что казалось, если бы Виктор пришёл сюда на несколько минут раньше, он бы застал того, кто ещё не забыл его матери. Виктор разложил принесённые розы по могилке и несколько цветов положил на могильную плиту отца. А потом он почти без сил опустился на покосившуюся деревянную скамейку, обхватил голову руками и стал полушёпотом говорить с мамой и отцом. Он словно изливал перед ними душу... Он просил прощения у отца за то, что уехал от него, за то, что никогда ему не писал, боясь, что он заберёт его назад. Он рассказывал маме, как все эти годы он никогда не забывал её, и его старшая дочь носит её имя. На кладбище время всегда теряет счёт. Здесь никто не кривит душой. Здесь люди становятся такими, как есть на самом деле. Здесь жизнь приобретает другой смысл и значение. Когда вечер уже склонялся к земле, Виктор потяжелевшими, словно ватными ногами отправился к выходу. Удивительно, но на сердце почему-то стало легче... Теперь он знал, что завтра придёт сюда снова, и ешё через день, и ещё... И в воскресенье после церкви... Да, он пойдёт в мамину церковь на праздник Пасхи, как было когда-то давно, когда-то в детстве, когда она была жива...
    На другой день Виктор стоял у подъезда новой городской многоэтажки, не решаясь войти... В этом доме живёт его дядя, брат отца. Адрес Виктору дали его бывшие соседи. Наконец, Виктор решил нажать на чёрную полированную кнопку. За дверью послышались шаги. Ещё минута — и перед Виктором стоял высокий худощавый, ещё довольно крепкий старик. Внимательно всматриваясь в гостя, он вдруг резко привлёк его к себе...
    — Витечка, мальчик, вот ты и приехал!..
    Голос старика дрожал от слёз, да и Виктор, почувствовав солёную влагу на своих губах, подумал, что ещё никогда так много не плакал...
    — Как вы меня узнали? — спросил он дядю, когда оба немного успокоились.
    — Да как же тебя не узнать, ты же вылитый мой младший брат, твой отец! Тут не перепутаешь! А я тебя ждал, всегда верил, что однажды ты вернёшься. Ведь здесь твой дом, могилки родителей.
    Разговор продлился до утра. Дядя рассказывал Виктору, как долго лечили от алкоголя отца, как мечтали снова вернуть его к нормальной жизни... Вспоминали день, когда он исчез... А потом Виктор рассказал, как нашёл могилку мамы ухоженной, с букетиком красных гвоздик возле памятника.
    — Прости, сынок, но я не знаю, кто ухаживает за могилкой. Я, к своему стыду, был там за всё это время всего несколько раз.
    — Ничего, я и того хуже, через 20 лет приехал, чтобы почтить память о родителях, самому стыдно.
    — А цветы маме, может, кто-нибудь из церкви её носит, или кто-то из тех, кому она помогала. Ты же знаешь, люди её любили...
    Виктор кивнул. На другой день он долго бродил по знакомым улицам городка, зашёл в родную школу, заглянул в дом к любимой учительнице, а потом снова отправился на кладбище. Там всё было так, как будто бы он только что ушёл, только гвоздики слегка привяли... Виктор сел на скамью и, глядя на увядающие цветы, думал о своей жизни... Он многого добился: у него прекрасная семья, чудесная квартира, небольшая дача на берегу озера, высокая должность... Но всё это, всё однажды закончится вот таким маленьким могильным холмиком и увядающим букетом цветов... Почему-то сразу вспомнились рассказы мамы о вечности, о прекрасном небе... Когда Виктор был маленьким, укладывая его спать, мама могла подолгу вдохновенно рассказывать ему о небе! Она говорила так, как будто это место было хорошо ей знакомо. Виктор помнит, как его вдохновляли рассказы о чудесных деревьях и о неувядающих цветах, о прекрасном городе Иерусалиме, построенном Великим Архитектором из золота и драгоценных камней, о чудесных небожителях — ангелах и херувимах... Виктор поймал себя на мысли о том, что он очень хочет, чтобы этот город был реальным, чтобы его мама непременно была сейчас там, вечно живая, спасённая!
    На следующий день Виктор снова сидел на деревянной скамейке у могилки мамы и обещал ей завтра сходить в церковь, её церковь!
    — А потом я должен уехать. Меня ждёт семья. Теперь на сердце у меня спокойно, я знаю, что кто-то вас не забыл... Но я вернусь, обязательно вернусь! Я хочу привести в моё прошлое и жену, и двоих дочерей. Я мало говорил им о пережитом... А теперь понимаю, что зря... Ведь это часть меня, часть моего сердца!
    В церкви было торжественно, празднично! Как только Виктор переступил порог молитвенного дома, он сразу же снова вспомнил маму. Они любили садиться на скамье в середине зала, в правом ряду. Но вместо деревянных скамеек в церкви теперь были удобные мягкие стулья, поменялась сцена, кафедра, было много молодых людей! Но всё равно, несмотря на множество перемен, Виктор видел церковь своего детства! Сладко для сердца зазвучали христианские гимны, потом были проповеди и снова песни... Виктор жадно ловил каждое слово как никогда прежде! Ему хотелось слушать и слушать о вечности, о спасении... Его воображение рисовало ему чудесный Иерусалим, хоры ангелов и спасённых, соединившихся в едином славословии Бога. И там, среди них, он представлял себе его чудесную, вечно молодую и прекрасную маму... Снова звучал праздничный гимн. Виктор не помнит, как оказался перед кафедрой на коленях... В его молитве было больше слёз, чем слов, но он знал, что Тот, Кого он несправедливо обвинял во всех своих бедах, слышит покаяние его души! И с каждой слезой, с каждым словом из сердца Виктора уходила боль, а в глубине зажигалась любовь к Богу, исполненная вдохновения и радости. После молитвы он уже не сомневался в том, что его жизнь не закончится могильным холмиком, и то, что раньше он считал концом, будет лишь началом его вечного бытья, в чём и был смысл его рождения на земле!
    До его рейса оставалось несколько часов. Виктор поспешил на кладбище. Ему казалось, что он не шёл, а летел... Сердце пело, пело без слов, хотелось говорить и говорить с Богом... Он снова укрыл мамину могилку свежими цветами, и снова часть положил на могильную плиту отца... Немного помолчал, потом как мог, спел христианский гимн, который словно воскрес в его сердце в этот чудесный день! Приближалось время уходить. Виктору снова стало грустно, словно он покидал живых родителей, а не их могильные памятники... Напоследок он заговорил:
    — Мама, я вернулся, вернулся к Богу. Ты всегда хотела, чтобы я был с Ним! А ещё ты просила меня молиться об отце. Прости, я не успел! Прости, мама. Прости, отец! Я не успел...
    — Ты успел, сынок! — вдруг раздался за спиной Виктора дрожащий, хрипловатый, такой до боли знакомый голос.
    Виктор подскочил, оглянулся... За спиной стоял сгорбленный, опирающийся на костыли, человек... Глубокие морщины избороздили чисто выбритое худое лицо. Тёмные глаза, наполненные слезами, смотрели с надеждой, страхом и любовью. В них словно была мольба о милости и прощении. В дрожащих, костлявых руках трепетал небольшой букет красных гвоздик... Над кладбищем громко прозвучало:
    — Отец!
    Виктор крепко прижал к себе несчастного калеку, покрывая поцелуями его морщинистое лицо!
    — Сынок... — шептал, не веря счастью, одинокий старик.
    — Я знал, что ты не умер! Я всегда знал это, — шептал Виктор, — прости меня, отец, что я тебя бросил, прости!
    — Это ты меня прости, это я тебя не защитил, я оказался слишком слабым, я тебя бросил!
    Вечером Виктор звонил жене, объясняя, что прилетит в понедельник, и не один...
    — Нашёлся мой отец, Ирочка, мы будем вместе.
    Долго говорили отец и сын... Отец рассказывал, как всё произошло... После того, как уехал сын, он стал пить ещё больше. Родственники возили его по врачам, но, утратив смысл жизни, он сам не стремился к освобождению. Однажды напился так, что не смог дойти домой, кое-как добрался до парка и заснул на скамейке. Проснулся, вернее, очнулся от холода и сильной боли в голове, от необычной тяжести во всём теле... Попробовал встать, но тело не подчинялось, вернее, не подчинялись только ноги... Потом снова потерял сознание. Очнулся уже в больнице. Врачи спасали его жизнь, а жить не хотелось... И тут он снова вспомнил жену, её молитвы, как он отшучивался, что придёт к Богу перед смертью. Теперь понял, что этот смертельный час не за горами. Стал просить у Бога милости к своей душе и смерти для тела. Милость Бог дал, а час смерти отодвинул. Из больницы несчастного перевели в дом инвалидов, организованный христианами. В другой бы его без документов и не приняли. Возвращаться домой он не хотел, чтобы не быть никому обузой. Придумал себе другое имя, о чём признался только пастору, который нёс служение среди инвалидов. Об алкоголе больше и не вспоминал! Бог даровал ему новое сердце, которому был отвратителен грех. После хорошего ухода, тело понемногу стало восстанавливаться. Правда, без костылей всё равно было не обойтись... Из дома инвалидов переселился жить к одиноким старичкам-христианам, они стали его новой семьёй. В маленькой церкви на окраине города через два года после покаяния он принял крещение.
    — На что же ты живёшь, отец? — удивлялся Виктор.
    — Пастор церкви устроил меня сторожем в Доме Молитвы. А что мне надо, сынок? На продукты хватает, на цветы для мамы... Она так любила красные гвоздики...
    Вечером того же дня произошла встреча двух братьев! Теперь отец мог жить под своим настоящим именем, сняв последнюю тяжесть со своей души.
    Виктор вёз отца домой, как самое дорогое сокровище на Земле. По дороге они с вдохновением говорили о том, как чудесно каждого Бог вёл к Себе, как трудился над их сердцами для спасения бессмертных душ! Не зря молилась мама! Не зря!
    — После своего покаяния я всегда молился о тебе, сынок, я никогда не сомневался, что Бог найдёт способ привлечь тебя к Себе!
    Виктор без особого труда восстановил документы отца, вернув его в список живых. Оформили пенсию. Старик был счастлив в доме сына с любимыми внучками и Ирочкой, но сердце его тосковало по родным местам. Оно стремилось туда, где осталась его родная церковь и одинокая могилка любимой жены, куда он два раза в неделю многие годы приходил с букетами красных гвоздик. Он уговорил сына разрешить ему вернуться домой, пока он способен ни от кого не зависеть...
    Теперь на каждую Пасху Виктор с семьёй ездит к отцу, и это самые счастливые дни в его жизни.

Елена Чепилко.