Казнить нельзя помиловать

     После объявления моратория на смертную казнь вот уже десять лет продолжается дискуссия о правильности или неправильности ее отмены в нашей стране. Возникает ряд вопросов. Может ли позволить себе современное общество не казнить преступников, совершивших страшные злодеяния, в том числе серийные убийства, изнасилования и убийства детей? Может ли пожизненное заключение быть адекватной мерой наказания за эти особо тяжкие преступления? Зачем сохранять таким преступникам жизнь, и каковы должны быть дальнейшие условия жизни пожизненно заключенных? Почему общество должно нести большие расходы на охрану и содержание этих преступников?
     Если отвечать на эти вопросы с точки зрения политической целесообразности, ответ однозначен: пожизненное заключение - это лишние расходы на охрану и содержание заключенных, дополнительное напряжение в обществе, не желающем щадить убийц и насильников. Это уменьшение страха у преступников при совершении злодеяний, знающих, что при любых обстоятельствах им сохранят жизнь и что даже при пожизненном сроке у них остается надежда выйти на свободу.
     В противоречии с этой точкой зрения состоит мнение о негуманности смертной казни, о возможности судебной ошибки, которую может исправить пожизненное заключение. О «правах человека», которые будут нарушены, если не сохранить преступникам жизнь.
     Эти мнения, на мой взгляд, не способны в полной мере прояснить данный вопрос, т.к. основаны на субъективных «человеческих» постулатах и не опираются ни на русскую историческую традицию, ни на богооткровенные духовно-нравственные ценности нашего народа.
     Если коснуться истории вопроса, станет понятно, что сомнение в необходимости и законности смертной казни появилось на Руси только на короткое время после ее крещения. Летописец повествует о том, что умножились преступления, опасным стало передвижение на территории Руси, поскольку Святой равноапостольный князь Владимир отменил смертную казнь. Когда греческие епископы спросили его, почему он так поступил, то св. Владимир ответил, что боится греха.
     Епископы, опирающиеся в своих советах на византийскую государственную традицию, стали говорить князю Владимиру о том, что он поставлен от Бога казнить злых и миловать добрых. Казни разбойников возобновились. Далее в истории России смертная казнь применялась, но преступникам давалась возможность принести покаяние на исповеди перед казнью и обратиться к царю с прошением о помиловании. В советские годы смертная казнь применялась с коротким перерывом до 90-х годов.
     Чтобы ответить на поставленные выше вопросы, давайте посмотрим: что же происходит по ту сторону колючей проволоки с пожизненно заключенными после отмены смертной казни?
     Так как нет единого закона о содержании пожизненно заключенных, в зонах существуют разные порядки. Самые жестокие - в «Белом лебеде» и «Черном дельфине». Посмотрим, что увидел и услышал корреспондент «Независимой газеты» в зоне «Черный дельфин»: «…главное, чтобы порядок был, - вступает в разговор начальник учреждения подполковник Роман Абдюшев. - У нас на первом месте режим».
     Подойдя к дверям красного корпуса, мы вдруг слышим громкие крики, из которых разбираем только два слова – «гражданин начальник». Почему-то создается впечатление, что несколько мужчин кричат хором.
     «Подойдите поближе», - приглашает замначальника колонии по воспитательной работе Алексей Трибушной… Большинство из них - убийцы со стажем… Теперь они здесь. Обыкновенные зэки. «Точнее сказать – «осы», - поправляет Трибушной. - От слова «осужденные».
     Уже через минуту наблюдения за смертниками становится ясно, что заключенные они не совсем обычные... если металлический кругляшок дверного «глазка» чуть звякнет, «осы» моментально «столбенеют». Они ожидают, что произойдет дальше. Например, при безобидном открытии небольшого окошечка для передачи пищи арестанты принимают «исходную позицию»: с размаха ударяются в ближайшую от них стену головой на уровне колен, поднимают вверх руки, с вывернутыми наружу ладонями, закрывают глаза и открывают рот.
     В такой позе они ждут, пока не прозвучит какая-нибудь команда. «Доклад», - приказывает офицер. Один из заключенных - дежурный по камере - не разгибаясь, скороговоркой принимается рапортовать. Форма доклада стандартная: фамилия, статья и коротко - кто за какие злодеяния отбывает срок. Отбарабанив текст, осужденный снова принимает «исходную позицию». Чем выше скорость доклада «осов», тем меньше им придется стоять в неудобной позе. «Поэтому осужденные учат установленную форму доклада, как таблицу умножения», - усмехается офицер.
     «Камеру к досмотру!» - звучит громовой голос дежурного. Все заключенные по очереди подбегают к решетке, отделяющей наружную дверь от «жилого помещения», и протягивают вытянутые за спиной руки. Всем по очереди надевают наручники. Звучит команда выйти из камеры. Четверо осужденных с закрытыми глазами выбегают в коридор и опять встают в «исходную». Всех тщательно обыскивают… Со стороны вся процедура выглядит ужасно и одновременно забавно: здоровые мужики, словно цирковые собачки, подчиняются командам офицера – «укротителя».
     Входим в камеру. Внутри бетонного помещения - своеобразная клеть: решетки отделяют заключенных от наружной двери и окна. Четыре прикрученные к полу металлические кровати–«шконки» - по две двухъярусных с каждой стороны, умывальник и унитаз. Одеяла на «шконках» сложены в безукоризненный параллелепипед. «Осужденные по нескольку часов кряду разглаживают малейшие неровности одеяла, добиваясь идеально ровной поверхности», - замечает Трибушной…
     Когда мы вновь оказываемся в коридоре, арестантам командуют вернуться в камеру. «Есть, гражданин начальник», - хором кричат они и по одному забегают внутрь…
     Если арестантам станет душно - им передадут специальное приспособление, напоминающее пожарный багор, которым можно открыть окно. При этом «осы» обязательно хором прокричат: «Спасибо, гражданин начальник!»
     Короткие установленные фразы («Нормы вежливости», - усмехаются работники колонии) не дают возможности осужденным, например, по душам поговорить с конвоирами. Ведь что у пожизненников на уме - неизвестно... Впрочем, нападение на сотрудника - предположение из разряда гипотетических, так как любое нарушение, будь то плохо заправленная койка или не вовремя закрытые глаза, расценивается как попытка нападения на охрану. Такие проявления - редкость, но если они все-таки случаются, то караются дозволенными спецсредствами - газом «Черемуха» и резиновой дубинкой.
     Особое место в распорядке арестантов занимает сон: осужденные обязаны спать головой к двери, не накрывая лица и при довольно ярком свете. Если же кто-нибудь спросонок натянет одеяло на голову, то команда офицера последует незамедлительно, и тогда уж принимать «исходную позицию» придется всем четверым обитателям камеры. «У нас все хорошо знакомы с ночными порядками, инцидентов практически не возникает», - говорят охранники».

***
     Недавно я побывал на другой зоне для пожизненноосужденных - «Остров Огненный» в Вологодской области. Я ожидал увидеть там примерно такую же картину. Но, к моему большому удивлению, когда я подошел к одной из камер и дежурные открыли дверь, никто не метнулся из камеры к стене «головой вниз», вставая «в позу осы». Не слышно здесь было и громких криков «гражданин начальник», да и робы у заключенных были самые обычные – черного цвета.
     Бывший Кирилло-Новоезерский монастырь, несмотря на вышки и колючую проволоку, не утратил облика монастыря. Здесь заключенные находятся по двое, реже - по трое человек в бывших монастырских кельях. Условия содержания и сдержанно-твердое отношение к ним охраны не препятствует их покаянию и молитве. Сидельцы не озлобленны. В зоне есть своя библиотека православной литературы и молитвенная комната. Это очень важно, поскольку в условиях пожизненного заключения нечем жить, если ты не обрел веру и не приобщился к молитве.
     К сожалению, тюремный священник зоны - отец Александр бывает на острове один раз в месяц, а условия содержания заключённых не позволяют собирать для исповеди и молитвы многих. Поэтому встречи с батюшкой осуждённым приходится ждать несколько месяцев. Приход о. Александра в Белоозерске бедный, а поездки в зону требуют существенных материальных затрат.
     По словам администрации колонии, более частые посещения священником заключенных они бы только приветствовали, ведь даже неверующие сотрудники зоны подмечают, что беседа священника, исповедь и молитва действуют на осужденных благотворно.
     Эти впечатления сильно отличаются от описания зоны в Соль–Илецке. Ключевым словом во взаимоотношениях с «зэками» в «Черном дельфине» является слово «осы». Начальник зоны и его подчиненные называют так осужденных с удовольствием. Одетые в полосатые робы, бегающие головой вниз, с задранными за спину руками, эти уже бывшие люди действительно напоминают ос. Как насекомых безжалостно давят и уничтожают, так в этой зоне бьют резиновыми дубинками и травят «черемухой» двуногих «ос»; даже за небольшую провинность, например за складку на заправленной кровати или за несвоевременное вставание в позу «осы». Возникает вопрос: кому полезно такое содержание пожизненно заключенных и почему такое «служебное творчество» некоторых начальников зоны не ограничено рамками федерального закона?
     Руководство «Черного дельфина» обосновывает заведенные у них жестокие порядки требованиями безопасности, однако в зоне «Остров Огненный» с безопасностью полный порядок. О нападении на охрану не слышно. Видимо, спокойное, без глумления, содержание «зэков» не приводит к усилению их агрессивности. Скорее наоборот, из-за невыносимых условий жизни загнанный в угол постоянным унижением и страхом «ос» способен наброситься на охрану зоны, поскольку ему уже нечего терять.
     Кто же уполномочил начальника «Черного дельфина» превращать жизнь заключенных в ад? Способствуют ли такие порядки, как безопасности персонала, так и покаянию и исправлению заключенных, которые через 25 лет могут быть помилованы и выпущены на свободу? На эти вопросы, надеюсь, дадут ответ депутаты Государственной Думы. Думаю, хорошим примером для решения этой проблемы может послужить опыт работы колонии «Остров Огненный».
     Как известно, Господь и наши злые дела направляет ко благому. Так критикуемый многими мораторий на смертную казнь, навязанный России Советом Европы, дает возможность создать заключенным условия для покаяния и исправления. Мне возразят: в этих зонах сидят одни серийные убийцы, и нет никаких надежд на их исправление. Придется напомнить, что осуждение – это смертный грех, тем более что осуждающие, мягко говоря, сами не без греха.
     Приведу только один пример. Большинство женщин в нашей стране убивали своих собственных младенцев. Ответственность за детоубийство лежит и на государстве, узаконившем аборты, и на мужьях, и на родителях, потворствующих или даже заставляющих женщин убивать своих детей. Причем редко кто ограничился одним детоубийством. На совести многих родителей пять, семь и более убийств собственных детей. Как ни печально это сознавать, мы живем в постсоветском обществе детоубийц. Наряду с личной ответственностью серийных убийц-родителей эту ответственность разделяют власть имущие в нашей стране. Президент, не запретивший своим указом детоубийства, Депутаты Государственной Думы, не принявшие закон о запрете абортов и очень озабоченные демографической проблемой в России. И наконец, высокоморальные врачи, зарабатывающие себе на жизнь убийствами младенцев.
     Серийные детоубийцы есть и среди судей, прокуроров, сотрудников исправительных учреждений. В царской России за убийство неродившегося ребенка при царе Алексее Михайловиче была введена смертная казнь. В 1715 году Пётр I заменил её на длительное тюремное заключение, а согласно уголовному уложению 1903 года за это преступление давали три года каторги матери и до шести лет каторги врачу–убийце.
     У нас же серийные убийцы собственных детей судят и охраняют; ненавидят и осуждают других серийных убийц, оказавшихся по требованию нынешнего закона по другую сторону решетки.
     Нужно подчеркнуть, что задачей этой статьи не является оправдание жестоких преступлений осужденных на пожизненное заключение. Я хочу сказать о другом. Если в нашей стране наложен мораторий на смертную казнь и на содержание и охрану одного заключённого тратится около ста тысяч рублей в год, пусть запрет смертной казни принесёт духовную пользу хотя бы немногим раскаявшимся преступникам. И для этого должны быть созданы соответствующие условия.
     А «непримиримым обличителям» стоит помнить: «Суд без милости не сотворившему милости!»
Священник Михаил Рогозин