У порога истины

Details: Published: Saturday, 24 July 2010 20:08

Эссе

Он стоял в углу локального участка, и, подняв голову к небу, плакал. Слезы лились беззвучно, и зимний ветер сметал слезинки, бежавшие по щекам, на лету превращая их в льдинки. Он стоял и смотрел в небо, ища ответа на событие, которое не просто потрясло, оно раздавило его. Смотрел, как бы ища в небе Того, Который не предусмотрел и не остановил смерть близкого человека. Всего несколько минут назад он вышел из санчасти, где умер его самый близкий человек — родной брат. Такого оборота событий он даже и не мог себе представить. По своей сути он был нигилистом, отрицающим все и вся, он никогда не думал о смерти, и думал, что его семью смерть никогда не коснется. Вот в таком иллюзорном мире, который он сам сотворил, он и проживал, не ломая себе голову и живя по своему усмотрению. Но смерть брата, с которым у него были связаны все планы и мечты, разрушила этот иллюзорный мир и разогнала розовый туман иллюзий. За чашкой чая они часто вместе мечтали, что первый, кто освободится, приедет встречать другого на белом «Мерседесе» и в белом смокинге. В белом — цвете свободы и счастья. Такие мысли веером пробежали в голове, и слезы еще усиленней полились по щекам.
В отряд подниматься не хотелось, не хотелось никому ничего объяснять, потому что «здешних» обывателей он совсем не понимал и держался от них обособленно. А теперь он остался совсем один, без брата, друга и помощника в этом мире. Плача в углу локального участка, он так растерялся, что совсем не понимал, что ему делать и какие предпринять действия, чтобы вернуть сознание бытия. Внутри была пустота, которую ничем было заполнить, и только губы шептали раз за разом: «Что делать? Как теперь жить?» Страх одиночества сковал сердце, потому что во всем огромном мире он был теперь совершенно один. Никого из окружающих он совершенно не понимал, хотя пробыл в колонии больше года. Для «них» он также был странным. Он достал сигарету, хотя особо и не курил, чтобы как-то заглушить эту пустоту и боль, но горе еще сильней зажало горло, и слезы опять навернулись на глазах. Почувствовав отвращение к сигарете и отбросив ее в урну, он повернулся и медленно стал подниматься на второй этаж барака, где находился его отряд, на ходу обдумывая, как сказать о происшедшем.
Барак как всегда встретил гулом голосов. За неимением табуреток все сидели на шконках, кто полулежал, кто украдкой играл, кто, делая умные лица, рассказывал сокамерникам небылицы о своей жизни на свободе. Он подошел к смотрящему, с которым в свое время дружил его покойный брат. И, обратившись к нему, сказал: «Только что умер брат. Он на санчасти, и я только оттуда. Давайте помянем его. Я все сейчас приготовлю». Сказав это, он повернулся и пошел.
Все прошло как-то буднично и быстро, как будто поминки в бараке проходят ежедневно. Кто-то умело разливал горячий кофе по чашкам, другой ловко раскидывал конфеты, остальные спокойно и деловито передавали чашки, зорко поглядывая, чтобы кто-нибудь не сделал два глотка, нарушив традицию, за что бы его следовало проучить. Все эти хлопоты на какое-то время заполнили его пустоту. Но и это прошло, и вот он опять один. И вопросы, которых он так боялся, полезли в голову со страшной быстротой, давя в висках участившимся пульсом. «Если Ты есть, Бог, и если Ты Бог, то почему Ты позволил такое? Почему добиваешь нас? Не наказаны ли мы уже достаточно, что Ты захотел стереть нас в порошок? Кто назовет Тебя добрым после всего этого, и захочу ли я это сделать?» Эти вопросы как шестеренки крутились в голове один за другим, повторяясь и повторяясь, делая его от этого еще тупее и беспомощнее. Но ответов на них, так же как и спокойствия в душе, не было. Одна пустота и страх, который сжимал сердце от собственного бессилия и слабости. Это полное безразличие парализовывало его тело, сердце, душу, а перед глазами по-прежнему стояла та белая палата, в которой лежал брат с подвязанной челюстью, а вокруг все было бело и тихо...
Так прошел этот день, а за ним еще несколько в тумане и пустоте. Все мысли, сидевшие неотступно в голове, растворились, ведь на них не было ответа. В голове теперь была только одна мысль, что виноват во всем он, потому что он не оказал брату вовремя помощь и поэтому брат ему что-то не досказал. А ведь он так хотел что-то сказать! И целыми днями он сидел на шконке и смотрел на тумбочку, где стояла фотография брата с черной, траурной ленточкой, с которой тот улыбался ему.
Когда ему принесли вещи брата, в сумке он обнаружил маленькую карманную Библию, оказывается, ее читал его брат. Он посмотрел на Книгу, полистал и увидел на титульном листе надпись, сделанную в наставление брату. Тогда он бережно закрыл ее и в напоминание о брате положил рядом с фотографией на тумбочку.
Он всегда считал, что они мыслят одинаково, но не знал, что брату открылась Истина, которая спасла его душу. А Божий план спасения и для него уже набирал обороты, но, как говорил Соломон, всему свое время. Еще на протяжении многих дней Библия лежала на тумбочке рядом с фотографией, накапливая пыль. Порой вечерами перед сном он брал фото, стирал с него пыль, затем долго и с интересом смотрел на Библию, но не трогал ее. Он часто думал, что интересного мог найти в ней брат? Правда, в последнее время, когда они находились еще вместе в отряде, до санчасти, он видел изменения в поведении брата, но никак не связывал их с каким-то духовным ростом или покаянием. Он тогда даже не знал значения этих слов.
Каждый день проходил чередой, а интерес к Библии у него все возрастал и возрастал. Что-то толкало его взять Писание, но дальше титульного листа, где находилось наставление, написанное рукой брата, он не продвигался. Посмотрев на строчки несколько минут, он закрывал Библию и клал на место.
В один прекрасный день, что-то произошло в его душе, и ему вдруг захотелось помолиться. Он испытал острое и стремительно нарастающее желание к молитве. И тогда, взяв Библию и открыв Евангелие от Матфея, он стал читать Молитву Господню «Отче Наш» и ужаснулся от того, что его язык, погрязший в грехе и лжи, с трудом выговаривает святые слова, а память совершенно не работает. Но душа требовала заполниться словами этой молитвы. И он вдруг почувствовал неподдельный, жгучий интерес к изучению Писания. Он понял, что это ему начинает нравиться, и внезапная мысль обожгла его: «Так, значит, это нравилось и брату?!» Ведь они во многом были похожи, и их вкусы часто совпадали. И вот, теперь вечерами, неумело, путаясь, губы шептали «Отче Наш», а руки сами открывали Писание, чтобы читать и размышлять. Времени было предостаточно, чтобы попробовать найти ответ на самый главный вопрос: «Почему все так произошло?»
Читая все дальше и дальше, он вдруг начал замечать за собой некоторые изменения: он все чаще и чаще стал уходить от пустых и пошлых разговоров, ему совсем расхотелось курить, он меньше ругается матом, многие вещи, которые ему нравились или к которым он относился раньше более-менее спокойно, теперь у него вызывают неприязнь, он полюбил читать Библию, всегда находя время для этого. Он ощутил что-то новое в своем сознании и душе, и это новое руководило им и побуждало вникать в Писание и творить молитву Богу, Которого он уже хотел знать. Он уже радовался этому новому ощущению, и сам шел навстречу ему. Теперь он знал, что брат хотел ему сказать. Ибо Дух, ниспосланный свыше, с Небес, ходит везде, где захочет и ничто не остановит Его в научении, осуждении, наставлении и освящении. Ибо в Нем Сам Бог касается сердца и души, создавая новое творение во Христе Иисусе!

Юрий Фурманов, Курская обл.